Блог с интересными зарисовками из жизни бывших городских Оковецкие хроники
Секрет
© Анна Васильевна Данковцева
Хотя почти в каждом оковецком доме имелось оружие, местных жителей вряд ли можно было отнести к племени охотников. Ну не вызывало у них азарта убийство животных. Скорее они были собирателями. Ну, помимо того, что земледельцами и животноводами, самой собой.
А «собирательствовали» они - в Оковецком лесу, полном всяческих чудес и продуктов питания. Ну, ягоды — это просто такая «обязаловка», необходимость: витамины, сладости и радость детям. А так никто в здравом уме не скажет, что ему нравится ягоды собирать. Дело это долгое, мучительное и, в общем, неблагодарное. Попробуй-ка поползать на карачках, изнывая от духоты, умываясь пОтом и отбиваясь от летающих злодеев. В Оковецком заповеднике, без преувеличения, - комары размером с хорошего майского жука. А ведь есть еще зловредная мошкара, которая кусает незаметно — но так, что физиономия потом синюшная, как у бомжа после пяти лет пьянки. «Покрыл» поляну вот в таких муках — а добычи на четверть бидона...
Нет, ягоды никто не любит собирать. Другое дело — грибы.
Строго два раза в год оковчан охватывала грибная лихорадка. Мы и сами попали в ее сети, а потому можем описать симптомы возникновения этого безобидного, в общем, но очень мощно действующего на психику явления.
Симптомов этих немного, но они для всех одинаковые и чрезвычайно стойкие. Лечить это бесполезно, через две три недели проходит само.
Итак, когда человека охватывают грибные демоны, первым делом он обзаводится бессонницей. В течение двух-трех недель каждый божий день, а вернее — утро, он задолго до рассвета начинает копошиться в поисках тары побольше, а одежды — постраннее.
С первыми лучами солнца его начинает неудержимо тянуть в лес. Не в силах противостоять этому зову, напялив на себя все мыслимые и немыслимые (желательно — ветхие) одежды и обувь, повесив на локоть левой руки большую корзину, в которую вложены, как в матрешку, корзины поменьше, а в правую руку взяв ножик пострашнее да поржавее - человек отправляется в путь.
Только ему известными тропами бродит он часами по оковецким чащобам, бормоча под нос непонятные слова, время от времени возбужденно вскрикивая и бросаясь под какую-нибудь ёлку. Когда солнце поднимается совсем высоко, а тяжелые корзины уже не возможно удержать, человек пускается в обратный путь. Будучи не в силах прекратить грибную охоту даже по дороге домой, встретив какого-нибудь очередного красавца-боровика, человек вынужден останавливаться и заново перебирать уже полные грибов корзины, чтобы освободить место для новой добычи.
Но и по возвращении домой бесы не отпускают несчастного. Он не может ни есть, ни спать, пока не переберёт, не очистит, не сварит, не повесит на сушку — всю добычу, которую приволок из леса. При этом человек, самой собой - усталый и злой, разговаривает мало, а руки его черны от грибов. К вечеру, обессиленный, он валится в постель - с тем, чтобы с утра, под действием нового приступа лихорадки, повторить все сначала.
Все, без исключения, оковецкие жители были подвержены этой страсти. Различались только нюансы, так сказать — предпочтения, благо грибов в Оковецком лесу было завались, на все вкусы.
Исключением был рыжик, который почему-то редко встречался в Оковцах, за ним ходили настоящие эстеты, называя его «царским грибом» - только рыжики потреблялись сырыми, сразу, в виде салата, с лучком, солью-перцем и подсолнечным маслом.
Белых же грибов и подосиновиков в Оковцах было так много, что к концу первой недели брались только шляпки, а подберезовики вообще в расчет не принимались...
Через пару недель лихорадка начинала спадать, и до следующего сезона охотничий азарт оковчан никак себя не проявлял.
Правда, были и исключения, - а как без них?..
…История, которую я хочу рассказать, случилась, кажется, на второй год нашего деревенского бытия, когда мы уже обросли некоторым опытом и жирком в виде запасов, но не стали еще по-настоящему «сельхозпроизводителями» и излишки позволяли себе только в праздники.
…На дворе стоял суровый оковецкий январь. Бурно — в смысле застолья - отметив Новый год и проводив московских гостей, мы с новыми силами впряглись в будничную для деревенских жителей, но все еще экзотическую для нас — жизнь.
Всё нужно было добывать.
Хочешь пить или помыться — будь добр напялить на себя толстый свитер, чтоб морозом не пробрало; надень двое теплых штанов, чтобы ветром не надуло; шапку натяни на глаза, чтобы брови не отвалились; сверху всего этого дела шубу, толстые варежки и валенки выше колен — и шуруй таким космонавтом до колодца, да смотри не скатись с полными вёдрами по ледяной тропинке в воду (и такое бывало).
Холодно в доме? Проделай все те же процедуры с переодеваниями и отправляйся в сарай за дровами. Если поленья есть в наличии. А если это промороженные чурки, сними половину одежды, бери в нежные женские руки тяжелый колун - и коли, приседая и крякая, пока не наберешь нужное для трех печей количество. Перетаскай всё это дело в дом, настругай щепы, затопи все три печки — и не забывай бегать все время от одной к другой, следя за тем, чтобы огонь не погас.
Про еду и говорить не приходится. Утром, еще досматривая сны, мы начинали думать о том, чем сегодня будем кормить себя и животных — надо же было и скотину содержать, и рассчитать все так, чтобы запасы раньше времени не кончились. Оно, конечно, банки с тушенкой и картошка в подполе, — но ведь до следующего урожая как-то дотянуть надо. В общем, старались экономить, особенно после праздников.
Зато некогда было размышлять о смысле жизни и прочей городской ерунде. Смысл бытия в деревне всегда перед носом, а уровень счастья в крови определяется количеством сделанных дел и добытой еды.
Правда, иногда еда сама «приходила». Как в то утро, когда, проснувшись позже обычного и обнаружив, что мать уже куда-то ускакала, я нашла на столе средних размеров тазик, накрытый полотенцем - от кошек, надо полагать. Восторгу, как говорится, не было предела, когда под полотенцем оказался здоровенный, килограммов на восемь, кусок мяса. Надо сказать, что в то время я еще не очень разбиралась в том, от кого именно то или иное мясо произошло — разве что по вкусу уже приготовленного могла отличить свинину от говядины или баранины. И то, что данный кусок был непривычного темно-красного, почти коричневого, цвета, меня совершенно не насторожило. На запах это было свежайший продукт, и я, засучив рукава, разделала кусок - часть унесла на мороз, не забыв оставить немного лакомства для кошек и собак, а из остальной провернула фарш и быстренько «сочинила» завтрак.
К тому моменту, когда проснулась дочка, у меня на столе дымилась миска с ма-аленькими и очень ароматными котлетками и картофельным пюре. Ребенок ел котлеты так, что, как говорится, «за ушами пищало»; Чарлик, наш московский пёс, тоже был в восторге от свежатины...
Но когда у меня наконец нашлось время покормить саму себя, выяснилось неожиданное: я не могла есть котлеты, которые все время готовки страшно соблазняли меня своим запахом. Как только я взяла в рот первый кусок, у меня мигом пропал аппетит. Нет, со вкусом все было в порядке, - даже, может быть, «слишком» в порядке. В том смысле, что вкус был очень насыщенный, такой МЯСНОЙ, чуть сладковатый — казалось, что в котлетах этих, помимо мяса, собран целый букет каких-то немыслимых приправ, хотя я-то точно знала, что в них, кроме соли, ничего не добавлялось. Этот аромат придавал мясу какой-то диковатый, что ли, привкус.
Размышляя над внезапной потерей аппетита, я машинально оделась, чтобы отнести еду второй нашей собаке — Чаните, добавив в тарелку с кашей остатки своей еды.
И тут случилась вторая странность. Обычно охочая до еды Чанита, только почуяв запах моего кулинарного шедевра, в ужасе забилась в свою бочку-будку и... завыла!
Тут уж мне стало нехорошо. Я побежала в дом, чтобы проверить, все ли в порядке с ребенком, который перед этим благополучно умял аж четыре опасных, как я теперь считала, котлеты. Дочка как ни в чем не бывало возилась со своими игрушками, не обнаруживая никаких симптомов отравления. Чарлик, который вообще ел это мясо сырым, тоже был, по всем признакам, здоров. Я не знала, что и думать.
С необычным вкусом разъяснилось, когда пришла мать. Мясо было и вправду дикое. Это оказался... медведь. И Чанита, будучи деревенской до мозга костей, почуяла дикого зверя. В отличие от городской собаки. Почему — Бог знает. Я ведь тоже не смогла его есть. Говорят, медведи ближе всех к человеку по своей «биологии»...
Тем временем, уплетая за обе щеки остатки злосчастных котлет, мать поведала мне историю появления у нас свежей медвежатины в январе.
Один из соседей, молодой парень лет двадцати пяти («ну, Сашок, сын Валентины, знаешь, что на почте работает, невысокий такой, жилистый»), после долгих, как водится у нас на Руси, новогодних праздников, никак не мог, как говорят в Оковцах - «выходиться». Другими словами — перестать праздновать. Ну то есть, деньги уже все кончились — как свои, так и друзей, а душа требовала «продолжения банкета».
И тогда Сашок решил убить зверя и пропить его. Оружия у него своего не было. Зато был один патрон. Двустволку одолжил сосед. Сашок загнал в нее один патрон и ушел в лес. А на следующий день они с тем самым соседом и еще двумя радостными друганами привезли на тракторной телеге поднятого из берлоги и наповал убитого медведя.
Пили неделю. Потом, обработав шкуру и удачно продав ее в Осташкове, пили еще месяц.
Делов-то.
Спустя некоторое время герой рассказал мне, как он проделал сей фокус. Дело, как и все гениальное, оказалось, в общем, довольно-таки простым. По крайней мере, на первый взгляд. Мало того: всем оковецким жителям известен этот секрет. Только они не пользуются им... без крайней необходимости.
Да я думаю, что практически любой человек может такое проделать, при условии, разумеется, что уровень бесшабашности должен сильно зашкаливать — ну как у всех русских.
Я, конечно, не буду выдавать этот секрет. Пусть мишки спят спокойно.
Предыдущие рассказы
http://dankovceva.ru/